Солдатский маршал [Журнальный вариант] - Сергей Михеенков

Березняк заставил пленного офицера нарисовать схему минирования города по памяти. Затем передал её в разведотдел штаба 1‑го Украинского фронта.

Дальнейшая судьба Березняка и его группы сложилась более чем драматично. Достаточно сказать, что День Победы все они встретили в Подольском проверочно–фильтрационном лагере НКВД № 174. Правда, вскоре оттуда были всё же выпущены и награждены боевыми орденами СССР.

В 1994 году Краков отмечал 50-летие освобождения от немецкой оккупации. Одна из общественных организаций Польши пригласила в гости бывшего разведчика Евгения Степановича Березняка. Человек, которого с пристрастием допрашивали в краковском гестапо в 44‑м, прочитал в местной газете «Голос Кракова»: «18 января 1945 года в Краков ворвались полураздетые, пьяные солдаты Конева. Начались грабежи и издевательства… В связи с 50-летием «освобождения» завтра, 18 января, левые силы собираются возле памятника благодарности Красной Армии… Тот, кто почтит оккупантов своей земли, добровольно вычеркнет себя из списков поляков…»

Вот как вспоминал то, что произошло дальше, сам Е. С. Березняк: «А на следующий день было большое собрание краковской интеллигенции в Ягеллонском университете. Мне предоставили слово, и я прочитал эти слова из газеты. Сказал, что мне известно, что в зале есть люди, готовые подписаться под этой публикацией: «Так вот я к вам, господа, обращаюсь. Ответьте, на каком основании вы меня называете оккупантом? Я летел к вам тогда, когда в нашей стране уже не было немцев. Я летел к вам, зная, что 75 процентов десантников погибает. Почему вы называете оккупантом мою радистку, которой не было 18 лет? А вы знаете, что если бы не войска маршала Конева, не было бы этого университета? Был бы уничтожен театр имени Юлиуша Словацкого, историческая память Кракова — Вавель». Тишина стояла гробовая, а когда я закончил — взрыв аплодисментов, весь зал поднялся, овация была минут пять. Так меня встретили при Валенсе».

20 января, когда войска ушли уже далеко вперёд, Конев прибыл в Краков. Везде виднелись таблички: «Очищено от мин», «Мин нет», «Разминировано». Ещё работали сапёры, стаскивая в кучи к дорогам связки противотанковых мин и ящики со взрывчаткой.

Кто–то из офицеров штаба предложил:

— Товарищ маршал, а не устроить ли нам хотя бы краткую экскурсию по Кракову? Действительно, красивый город.

— После войны, — сухо отреагировал Конев.

После войны он действительно побывал здесь. В 1955 году его пригласили на 10-летие освобождения города. Поляки тогда ещё всё помнили, в том числе и то, кто в действительности спас их город от динамита, и не лгали ни себе, ни другим. Это потом они начали менять политику и своё отношение к соседям и к своей истории.

Вот тогда, десять лет спустя, он с удовольствием и благодарностью осмотрел город. Побывал в Новой Гуте — промышленном районе, построенном уже после войны. В 45‑м на месте новостроек был пустырь, полигон, предполье, через которое танки Полубоярова и пехота Коровникова ворвались в Краков.

В 1987 году граждане Кракова установили в своём городе памятник Коневу. Но в 1991 году его демонтировали. Власть в Польше поменялась, и поляки начали срочно менять свою историю. Статую вывезли в Советский Союз.

Наталья Ивановна Конева вспоминала пережитые ею неприятные мгновения, когда по телевидению увидела кадры демонтажа памятника: «Фигуру отца с верёвкой на шее стаскивали с пьедестала. Повешенный за преступления? — только такая ассоциация возникала тогда».

В 1995 году памятник, вывезенный из Польши, стараниями кировских властей и Министерства обороны РФ установили в Кирове, на площади Конева. Во время транспортировки часть фигуры была повреждена, но на родине её полностью отреставрировали. Установили монумент на новом пьедестале.

Памятник выдворят, совесть убудет.

Голос забвения стих.

Есть чем гордиться, вятские люди:

Мы не бросаем своих.

Николай Пересторонин, г. Киров

Поляки пишут для себя странную историю. В путеводителях по Кракову, к примеру, путешественник не найдёт информации о том, что Красная Армия освобождала Краковское воеводство от немецкой оккупации, а Краков спасла от полного разрушения. Даже об Освенциме, который находится неподалёку, пишут, что «немецкая армия ушла из Освенцима…»

Представьте себе такую фразу: «Немецкая армия ушла из Восточной Пруссии…» Впрочем, по–польски, как оказывается, — можно.

«Майор Вихрь» Юлиана Семёнова родился после того, как писатель заинтересовался темой спасения древнего Кракова от варварского разрушения. В 1963 году в «Красной звезде» появилась статья о действиях советских разведчиков в районе Кракова. В том же году правительство Польской Народной Республики наградило советского военного разведчика Евгения Березняка высшим польским орденом «Виртути Милитари» и Золотым Крестом партизанской славы. Юлиан Семёнов заинтересовался этой историей и, видимо, не совсем доверяя родным источникам, поехал в Краков, чтобы, как говорится, на месте событий разобраться в том, что же там действительно произошло, а что — легенда. Съездил и ничего толком не услышал от «участников» и «героев» спасения Кракова. А дело в том, что они, действительные участники и герои, жили тогда кто в Белоруссии, кто на Украине, кто в России. Пользуясь связями, обратился к начальнику Главного разведывательного управления генерал–полковнику П. И. Ивашутину. Генерал Ивашутин передал писателю для ознакомления папку с документами о деятельности разведгруппы «Голос» в августе 1944‑январе 1945 годов на территории Краковского воеводства и непосредственно в Кракове.

Спустя год страна читала увлекательный новый роман Юлиана Семёнова под названием «Майор Вихрь». Потом появился художественный фильм.

Древний Краков знает, кто его спас. Кто, рискуя жизнью, добывал схемы минирования зданий, а потом, под сплошной сетью пеленгаторов, переправлял данные в разведотдел фронта. Кто рубил кабели, тянувшиеся от контейнеров с динамитом к замыкателям. Кто отдал приказ не применять тяжёлую артиллерию во время штурма города.

История пишется кровью, страшно; это потом её, без всякого страха, без совести, переписывают бледными чернилами вороватые потомки героев…

Глава тридцать первая

ОДЕР И НЕЙСЕ

«Европа не знала ничего подобного со времени гибели Римской империи…»

Потрёпанные в предыдущих боях немецкие дивизии отошли на линию Силезского промышленного бассейна и вновь изготовились к бою. Зачастую это были уже не дивизии, а полки, сведённые в боевые группы и усиленные артиллерией и танками. Ими командовали опытные командиры, и эти боевые группы носили их имена.

Наступление продолжалось. Конев маневрировал танковыми соединениями, и вскоре Силезский промышленный район оказался в полуокружении. Осталось закрыть одно направление, сдвинуть клещи плотнее и зажать стоящие перед авангардами десять–двенадцать дивизий противника, а потом добивать их в котле.

Но война многому научила. Конев помнил, чем закончилось для группы армий «Центр» формирование котлов с последующей их ликвидацией — пришли к Москве без танков и горючего, с огромными потерями в личном составе, оборванные, с растянутыми коммуникациями… Правее полным ходом наступали войска 1‑го Белорусского фронта. Жуков спешил. Изо всех сил. Выжимал из войск всё, что можно. Впереди была Германия, Берлин. Ещё не было полной определённости, кому, чьим войскам придётся брать «логово». Если завязнуть здесь, в этом лабиринте промышленных предприятий и городков, где каждое строение превращено в крепость для круговой обороны, то время будет упущено навсегда…

Да, уже началось соревнование двух тяжеловесов.

Конев ехал на КП генерала Рыбалко. Через несколько минут предстояло принять окончательное решение: то ли поворачивать бригады 3‑й гвардейской танковой армии и запирать ими коридор, то ли всё же вытолкнуть силезскую группировку из укрепрайона и добивать её испытанным методом — на марше.

С Павлом Семёновичем Рыбалко у Конева всегда были очень доверительные отношения, постепенно перераставшие в крепкую, здоровую дружбу. Командующий 3‑й гвардейской танковой уже ждал его. Развернули карту. Поговорили. Конев сказал о своём решении. Рыбалко поморщился: 3‑я гвардейская танковая только что выполнила сложнейший маневр — повернула на юг.

— Ничего, Павел Семёнович, — успокоил его Конев, — вам не привыкать. Ваша армия только что совершила блестящий поворот. Давайте сделаем ещё один доворот. Кстати, у вас целый корпус ещё не развёрнут, идёт во втором эшелоне. Давайте его сразу и введём на ратиборское направление, а два корпуса застопорим, тем более что связь по радио у вас со всеми корпусами отличная.

Рыбалко ещё раз взглянул на карту и сдержанно согласился: